Иорданские военно-воздушные силы подтвердили, что один из их самолетов разбился на севере Сирии, а летчик захвачен боевиками «Исламского государства».

За последние три месяца ВВС США, Иордании, Саудовской Аравии, ОАЭ и Бахрейна осуществили сотни авиарейдов на позиции боевиков в Сирии.

Тем временем, как рассказал немецкий писатель Юрген Тоденхефер, которому удалось побывать на территории «Исламского государства», его бойцы умело уходят от воздушных атак и вообще отличаются высокой мотивацией.

Тоденхефер заявил, что был поражен невероятно жестоким фанатизмом боевиков и масштабами их кровавых акций.

Что можно противопоставить фанатикам?

Об этом ведущий «Пятого этажа» Михаил Смотряев беседует с доктором психологических наук, научным сотрудником лондонского Кингс-колледжа (King’s College London) Маратом Штериным.

М.С.: Как человек, имеющий непосредственное отношение к книге «Халифат. Историческая память и современные проявления», которая вышла в Оксфорде, вы должны четко объяснить нам разницу между халифатом, как его понимаем мы, неспециалисты на Западе, и то, как его понимают люди, воюющие в ИГ за его установление. Доктор Тоденхефер шесть дней провел на территории ИГ и вернулся оттуда в ужасе. Этот халифат даже не средневековый, а почти первобытный.

М.Ш.: Тоденхефер не описывает халифат как первобытный или средневековый. Его как раз поразила современность этого халифата. Идея не новая, конечно, но исполняется вполне современными средствами. О жестокости мы знали и раньше, но сейчас услышали из уст очевидца. Но она сочетается с вполне современными способами правления, вооружения, и мышления. В социальных сетях, где ИГ использует свою «мягкую силу», они легко переигрывают западные источники информации.

М.С.: Что касается современной составляющей, никто и не ожидал, что там будут ездить на ослах и писать перьями на пергаменте. Что же касается чудовищной жестокости, то Тоденхефер говорит: ведь каждая почти сура Корана начинается словами «Во имя Аллаха милостивого и милосердного», где же милосердие? Вразумительного ответа он так и не получил. С похожим размахом велись завоевательные войны. Халифат превращается из исламского государства, где царит шариат и справедливость, в очередную империю.

М.Ш.: Тоденхефер, судя по его описанию, он особенно не поддакивал тем, кто обеспечивал ему безопасность, а спорил с ними. Он спросил их, как они сочетают призывы Корана к милосердию со своей жестокостью. Но Коран — далеко не современная книга, поэтому говорить о том, что жестокость происходит из глубокой старины, нельзя. Мы должны помнить, что современность, модернизм были рождены в ситуации жестокости. Нацизм, жуткие кровавые революции — я не говорю, что это то же самое, но контраст жестокого средневековья и цивилизованной современности не работает.

М.С.: Авианалеты союзников эффективными назвать нельзя, боевики научились с ними бороться. Наземные операции в ближайшее время не предвидятся. Текущая ситуация зафиксируется надолго, по крайней мере, на жизнь одного поколения. Что дальше? Люди там воюют за идею. Будет ли она и дальше стержнем, на котором все держится? Или халифату, когда он выйдет из состояния войны, грозит судьба монархий Залива? Они начинают разлагаться, про шариат в правящей верхушке никто не вспоминает?

М.Ш.: Я не стал бы называть его халифатом, они сами называют себя ИГ, и так принято их называть в политической науке, в журналистике. ИГ — довольно сложное формирование, там кроме крайних экстремистских идеологов и просто насильников есть разные силы и формирования. Люди его поддерживают по разным причинам. Кроме жестокости, кнута, там есть и пряник. Одна из причин успеха ИГ — они заручились относительной поддержкой суннитского населения, которое там составляет большинство. Они дали этим людям альтернативу. При всех жестокостях — физическое уничтожение меньшинств, репрессии и прочее — они дали альтернативу в смысле обеспечения общественными услугами, продовольствием и прочим. Нельзя забывать, что их экономическая основа — более сотни нефтяных источников, а также 40% всего сбора пшеницы, которая производится в Ираке. Они распределяют это довольно эффективно и пока пользуются молчаливой поддержкой местного населения. А вот как они дальше будут развиваться, зависит во многом от того, какую реакцию они вызовут в самом Ираке. Сможет ли местная власть найти им военную альтернативу, а также экономическую и социальную альтернативу для тех регионов, которые они оккупировали. Смогут ли арабские государства противопоставить им силу. Что касается западных государств, Тоденхефер четко говорит, что им туда лучше не вмешиваться. Их там никто не поддержит. Вся его надежда на то, что этот режим сам себя дискредитирует. И получит эффективный отпор со стороны арабских государств. Я не думаю, что они смогут существовать в условиях мира, без войны.

М.С.: Поддерживать режим, проливающий реки крови, могут только люди с поврежденной психикой. Но их огромное количество, не только в регионе. Со всех сторон туда едут. Это сочетается с идеей шариатского благосостояния, которое декларируется лидерами ИГ? Или это признак болезни человечества?

М.Ш.: Здесь трудно говорить, насколько они нормальны или ненормальны. Из истории мы знаем, что такие ужасные, террористические режимы создавали люди психически вполне адекватные, в этом и трагедия. Мы не уйдем далеко в понимании этого феномена, если просто сведем все к психопатологии. Мы не знаем точно их численность, но одна из причин, почему с ними очень трудно бороться, в том, что они очень разбросаны по территории, которую они оккупируют. В Мосуле, где был Тоденхефер, их всего 8 тысяч. Любые бомбежки приведут только к массовым жертвам среди мирного населения, на что никто, к счастью, сейчас не отважится. У них, конечно, есть поддержка среди иностранных джихадистов, особенно, если посмотреть, как это освещают средства массовой информации. Но численность иностранных джихадистов — не более 10%. Они будут туда ехать, пока эта идея для них работает. Здесь дело не в патологии. Что для нас ненормально, для них вполне нормально. Вопрос в том, как с ними бороться в военном и политическом отношении. У Тоденхефера есть интересная идея. Он, как и папа Франциск, считает, что надо давать им отпор, но надо пытаться и разговаривать с ними.

М.С.: Наверное. Но, с другой стороны, около полумиллиона людей из Мосула сбежало, около миллиона осталось, но для такого города 8 тысяч головорезов все-таки очень много.